1. с новом годом вас. поздравление роксулой (практически, елка во дворце съездов)
2. В первой половине 2005 года "Кино без границ" открывает в Москве первый трехзальный артхаусный кинотеатр "ART-и-ШОК" (Проспект Мира, д.25 — в одной минуте ходьбы от станции "Проспект мира"-кольцевая).
3. катастрофа! ищу хорошие афоризмы про красоту и женщин в инете. нет ничего (толкового). в итоге нахожу единственно непротивное: "...со следами искусственного интеллекта на лице..."
4. В Швейцарии в руках ученых находится древний манускрипт, представляющий собой Евангелие от Иуды - апостола, предавшего Христа
5. влюбленность - безусловно красивое занятие. особенно ярко осознаешь это, когда она проходит (изгнанная насильно)
6. (два закрытых поста про меньшикова)
7. плакать хочется, когда смотришь детские книжки. такие художники раньше были
8. последний день игроков. наснимали девочки. ох наснимали
9. начну с другого. с особенностей женской дружбы
10. сейчас тут появится много закрытый записей, но не потому, что я вас не уважаю, а потому, что мне нужно перекинуть множество текстов со своего старого макинтоша на писи
11. кто читал унесенных ветром? как звали человека, которого любила скарлет? не батлера!
12. оказалось, что фокстрот аллилуйя играет в фильме "старая крепость"
отошла от строгостей вашего флэшмоба и скопировала где две, а где и три фразы. и даже решила откомментировать
этот год по странному стечению обстоятельств стал для меня годом театра, меньшикова, полины васильевой и ожесточенной работы. я выучилась писать по статье в день, не бросая дневника. я провела год с чудесной девушкой, папа которой всегда вызывал у меня таки коматозное восхищение (теперь папа отошел на второй план). я почему-то залипла на меньшикове, который мне не нравится по множеству пунктов (могу представить список). и еще я написала миллион всяческих статей, в том числе и про искусство, чему рада несказанно
(не все же про херню писать)
а артишок так и не открылся. наверное, денег не хватило
я вот чего не понимаю: для кого я выкладываю все эти фотографии, редактирую их и пр. у меня они уже есть, меня никто не фотографировал (в том смысле, что я не могу пожать лавры своей обаятельности и привлекательности). мне кажется, что с таких случаях пишут "спасибо"
На фоне скорбных писательских биографий 30-х годов судьбы отцов Остапа Бендера выглядят «идиллически». Их много печатали — в том числе и за рубежом. Они много путешествовали — даже в «фашистскую» Италию и «империалистические» Соединенные Штаты. И, что самое главное, оба умерли почти своей смертью. Ильф от туберкулеза в 1937-м. Петров — в авиакатастрофе пятью годами позже.
Но над ними, точно так же, как и над сотнями других литераторов, постоянно висел государственный нож, опустившийся, правда, с бюрократическим опозданием, когда оба сатирика ушли в мир, где, наверное, можно шутить с большей свободой, чем в нашем.
«Двенадцать стульев» Ильф и Петров протолкнули на последнем дыхании нэпа. Но «Золотой теленок» сразу же попал под нож литературных мясников. Разговоры о «подозрительной» симпатии авторов к Остапу Бендеру начались еще во время журнальной публикации романа. Когда же встал вопрос об отдельном издании, ответственные литработники запротестовали в полный голос. Общую для цензуры точку зрения выразил Александр Фадеев — один из руководителей РАППа — Российской ассоциации пролетарских писателей. 19 февраля 1932 года он отвечает соавторам на их письмо.
«Дорогие товарищи Ильф и Петров!
Простите, что я так по-свински задержал Вашу рукопись. Но я был исключительно занят последние месяцы в связи с отсутствием Авербаха и Киршона.
Что Ваша повесть остроумна и талантлива, об этом Вы знаете и сами. Но сатира Ваша все же поверхностна. И то, что Вы высмеиваете, характерно главным образом для периода восстановительного. Похождения Остапа Бендера в той форме и в том содержании, как Вы изобразили, навряд ли мыслимы сейчас. И мещанин сейчас более бешеный, чем это кажется на первый взгляд. С этой стороны, повесть Ваша устарела. Плохо еще и то, что самым симпатичным человеком в Вашей повести является Остап Бендер. А ведь он же — сукин сын. Естественно, что по всем этим причинам Главлит не идет на издание ее отдельной книгой.
С тов. приветом Фадеев».
Ильф и Петров не были бы Ильфом и Петровым, если бы не нашли обходной маневр. Они не стали ввязываться в открытую борьбу с чинушей, протаптывавшем дорожку к сердцу Сталина. Вместо этого друг писателей Михаил Кольцов, популярный журналист, показал журнальный вариант «Теленка» Горькому: «Это умная сатира, Алексей Максимович, очень смешная и смелая. И может быть, поэтому встречает весьма кислое и недоброжелательное отношение некоторых чрезмерно настроенных критиков».
Прочтя книгу, Горький тут же обратился к тогдашнему наркому просвещения РСФСР А. С. Бубнову и выразил свое несогласие с гонителями романа. Тот подулся, но ослушаться не посмел — все-таки Горький. В 1933 году «Золотой теленок» вышел отдельным изданием тиражом 10200 экземпляров.
«КНИГА ПАСКВИЛЯНТСКАЯ И КЛЕВЕТНИЧЕСКАЯ»
Но и Фадеев не был бы Фадеевым, если бы не отомстил. Случай представился ему аж через пятнадцать лет. За это время утекло много воды. Соавторов давно не было в живых. Но зависть к их славе не остыла в сердце литературного Сальери, успевшего возглавить Союз писателей. 17 ноября 1948 г. под грифом «секретно» Фадеев направляет товарищу Сталину «Постановление по поводу переиздания книги И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»:
«Секретариат Союза Советских Писателей считает грубой политической ошибкой издательства «Советский писатель» выпуск в свет книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Ошибка эта имеет тем большее значение, что книга вышла массовым тиражом (75 тыс. экз.)...
Секретариат считает недопустимым издание этой книги, потому что она является клеветой на советское общество...
По романам Ильфа и Петрова получается, что советский аппарат сверху донизу заражен бывшими людьми, нэпманами, проходимцами и жуликами, а честные работники выглядят простачками, идущими в поводу за проходимцами. Рядовые советские люди, честные труженики подвергаются в романах осмеянию с позиций буржуазно-интеллигентского высокомерия и «наплевизма».
Авторы позволяют себе вкладывать в уста всяких проходимцев и обывателей пошлые замечания в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям.
Все это вместе взятое не позволяет назвать эту книгу Ильфа и Петрова иначе как книгой пасквилянтской и клеветнической. Переиздание этой книги в настоящее время может вызвать только возмущение со стороны советских читателей».
Понимая, что до отбывших в мир иной сатириков физически не добраться, Фадеев предложил влупить выговоры всем редакторам издательства «Советский писатель», имевшим отношение к переизданию книги, а штатному «белинскому» тех времен — В. Ермилову — «поручить написать в «Литературной газете» статью, вскрывавшую клеветнический характер книги Ильфа и Петрова».
Сделать это было непросто. Соавторы все-таки писали правду — причем настолько типическую, что даже рядом с некрологом Ильфа в «Правде» 1937 года (простите за каламбур) по удивительному стечению обстоятельств затесалась заметка о ловкаче, напоминающем Бендера: «Явившись во Всесоюзный научно-исследовательский институт молочной промышленности, Шлезингер заявил, что он может при помощи ультрафиолетовых лучей получить из молока витамин Д. В течение нескольких месяцев он, получая солидный оклад, занимался в лаборатории института безуспешными опытами, а потом уволился «по собственному желанию».
если вы знаете сообщество таких совпадений, скиньте адресок
читать дальшеЕвгений Петров — псевдоним писателя Евгения Петровича Катаева, одного из авторов знаменитых романов об Остапе Бендере “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок”. Кстати, в основу образа Пети Бачея (Белеет парус одинокий) Катаев положил образ своего брата. Так вот Евгений Петров погиб в авиакатастрофе при возвращении из Севастополя в Москву в 1942г. Был похоронен в селе Маньково Чертковского района Каменской области.
По воспоминаниям брата Евгения Петрова, Валентина Катаева, не менее известного писателя, эта катастрофа была не случайна. Его буквально преследовала цепь трагических событий, на волосок отделявших от смерти. Все началось еще в детстве, когда Женя с друзьями-гимназистами на старой рыбацкой шаланде решил совершить морское путешествие из Одессы в Очаков. Ребята попали в страшный шторм и чудом остались живы. Позже он надышался в гимназической лаборатории сероводородом, и его насилу откачали на свежем воздухе. Во время путешествия по Италии, в Милане возле знаменитого собора, Евгения сбил велосипедист. В Финскую войну снаряд угодил в угол дома, где он ночевал. Уже во Вторую мировую войну писатель попал под минометный огонь немцев. Наконец, трагическая, нелепая гибель в 1942 году... Смерть буквально его преследовала. ...Переехав в 1923 году в Москву и начав сотрудничать в различных журналах, молодой журналист Катаев, ведя большую переписку, увлекся странным делом: начал коллекционировать конверты от своих же писем. И делал он это весьма замысловатым образом; отправлял письмо на какой-нибудь несуществующий адрес в разные города и страны. Позже конверт возвращался к нему, украшенный экзотическими марками и штемпелями с отметкой «Адрес неверен». Кстати я в молодые годы тоже этим грешил. Это было очень интересно. И вот в апреле 1939 года он отправил письмо, после которого всё и началось. На этот раз Катаев-Петров решил пошутить над Новой Зеландией Он придумал город под названием Хайдбердвилл, улицу Ратбич, дом 7 (на удачу!) и адресата - Мерилла Оджина Уэйзли. Текст письма был написан, естественно, по-английски: «Дорогой Мерил! Прими мои самые искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Поцелуй от меня дочку. Она, наверное, совсем уже невеста? Твой Евгений». Письмо было отправлено с Главпочтамта как заказное и срочное. Прошло более двух месяцев, а послание назад все не возвращалось. Решив, что оно затерялось, Евгений Петров уже и не надеялся получить конверт с редкими новозеландскими марками. В конце лета письмо все же пришло, но это не было письмо, отправленное им самим. Это был... ответ из Новой Зеландии, и обратный адрес оказался идентичным тому, что он придумал, когда писал свое послание некоему Мериллу Оджину Уэйзли. В конверте также лежала фотография, где крепкого вида мужчина обнимал самого Евгения Петрова. На обратной стороне стояла надпись: «9 октября 1938 года». Но Евгений Петров никогда не был в Новой Зеландии! И ему не был знаком этот человек на фото. «Дорогой Евгений! - недоумевая, читал он. - Большое спасибо за соболезнование. Прости за задержку с ответом. Нелепая смерть всеми нами любимого дяди Пита выбила нас из колеи на полгода. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты гостил у нас. Глория совсем большая и уже ходит во второй класс. Она до сих пор буквально не расстается с мишкой, которого ты ей привез из России. Не забывай, пиши нам. Твой друг Мерилл». Посмотрев еще раз на дату, стоявшую на фото, Петров немножко ошалел: ведь именно в этот день его увезли в больницу в тяжелейшем состоянии - у него было запущенное воспаление легких. Несколько дней Евгений Петров был без сознания, врачи не скрывали от родных, что шансов выжить у больного практически нет... Чтобы как-то разобраться с этим мистическим случаем, Петров снова написал в Новую Зеландию, но ответа так и не дождался. А вскоре началась Вторая мировая война... С первых же дней Евгений Петров, военный корреспондент, то и дело летал на фронт. Друзья отмечали, что он стал замкнутым, задумчивым, будто предвидел, что жить ему осталось недолго, а шутки, казалось, и вовсе перестал понимать. Шутки кончились!!!
В 1942 году самолет, на котором он летел в район военных действий, пропал. И только спустя годы сын известного писателя Аркадия Первенцева обнаружил в семейном архиве документы, проливающие свет на обстоятельства трагической гибели Евгения Петрова. В тот день Первенцев вместе с Петровым находился в самолете и стал очевидцем его гибели. Очевидно, самолет разбился из-за того, что летчик самовольно изменил курс, и полет проходил в условиях постоянного риска быть атакованным истребителями противника. Он был сбит немецкими «мессершмитами» и врезался в землю. Спаслись несколько пассажиров - военные корреспонденты, которые мирно спали на откинутых десантных скамейках. Здесь в этой очень странной и загадочной истории можно было бы поставить точку, если бы не второе письмо, пришедшее на московский адрес Евгения Петрова из Новой Зеландии. Вдове писателя его перевели. В нем Мерилл Уэйзи восхищался мужеством советских людей, стойко переносящих все тяготы войны, и выражал беспокойство за жизнь самого Евгения: «Я испугался, когда, гостя у нас, ты стал купаться в озере. Вода была очень холодной, но ты только шутил и говорил, что тебе суждено разбиться в самолете, а не утонуть. Прошу тебя, будь аккуратней - летай по возможности меньше».
начинается фоторепортаж с воскресного мероприятия (приуроченного к началу показа сериала Мастер и Маргарита), в котором участвовали известные вам лица
действие проходило в клубе на брестской. в программе была разнообразная музыка и показ петлюры
(кстати, если вам завидно, пеняйте на себя. я приглашала всех. а непосредственное участие в празднике зависит от вашей собственной активности. направленной в мою стороны, разумеется. вылезайте, вылезайте из-за своих компьютеров, опарыши)
Бал у Сатаны в романе «Мастер и Маргарита» и отношение Михаила Булгакова к «еврейской теме»
Юрий Ткачёв
Предсмертный роман М.Булгакова 1 насыщен потусторонними силами, которые играют в тексте сразу несколько ролей, об одной из которых - роли своеобразного связующего звена между древним и современным миром – наиболее часто говорится в работах исследователей творчества писателя.
читать дальшеОчень важное место в изображении этих сил занимает картина бала у сатаны, где добро и зло оказываются тесно переплетенными между собой, чуть ли не слитыми воедино. При описании этой картины Булгаков пользовался множеством источников (как художественных текстов, прочитанных в значительном количестве, так и научных трудов, энциклопедических статей, цитаты из которых часто выписывал при работе) и учитывал многие литературные традиции. Очевидно, скажем, использование Булгаковым при описании бала традиционных элементов, характерных для русского символизма. Можно с полным основанием говорить и об учитывании писателем средневековых русских традиций художественного слова, в особенности традиции «смеховой» литературы XVII века.
Задумываясь над сложностью процесса создания писателем картины бала в романе, невольно приходим к мысли о том, что смысл данного описания, к которому Булгаков подошел с чрезвычайной серьезностью, гораздо глубже, чем это может показаться на первый взгляд. Тем более что, как известно, существовал первоначальный вариант отрывка о бале, так называемый «малый бал», рукопись которого автор уничтожил во время своей болезни. Этот бал в значительной мере отличался от окончательного, «большого», и, по мнению Е.С.Булгаковой 3 [c.73] (второй жены писателя), был намного лучше его; но, тем не менее, Булгаков остановил свой выбор на «большом бале». Вполне возможно, что он выбрал именно тот вариант, который дал бы большую возможность мыслящему читателю докопаться до всей глубины смысла этой части книги.
Пытаясь разобраться в данной проблеме, мы натолкнулись на еще одну проблему, теснейшим образом, как оказалось, связанную с первой: проблему отношения Булгакова к евреям, точнее, вопрос об антиеврейских взглядах писателя. Об этом в научном мире впервые открыто начали говорить, пожалуй, только после публикации в 1990 году дневника Булгакова 1923-1925 годов. Этот дневник, озаглавленный как «Мой дневник» 2 то есть точно так же, как и дневник ярого антисемита и черносотенца С.Шарапова, который, как это видно из содержания булгаковского дневника, писатель, безусловно, читал), вызвал сенсацию в булгаковедении. Хотя он был опубликован в значительном сокращении (причем сокращены были именно строки, насыщенные наиболее резким негативом по отношению к евреям), читающей публике стало ясно, что далеко не равнодушный к «еврейской теме» Булгаков как личность – это отнюдь не та идеальная фигура, сближенная с его героем Мастером, каким стремилась представить писателя М.Чудакова в своих исследованиях 11 [и др.] (и, конечно, не только она).
Впрочем, перед читателями предстал не обычный антисемит, а, так сказать, «юдофоб-интеллектуал», перечитавший все основные антиеврейские сочинения, выходившие в конце XIX – начале ХХ века в России (к примеру, романы Гедше, В.Крыжановской, Е.Шабельской, многие сюжетные элементы и мотивы которых, как замечено рядом ученых, использованы Булгаковым в его произведениях), и воспринявший идеи, содержавшиеся в них. Кстати, в семье, в которой вырос Булгаков, существовала резкая неприязнь к евреям, так что ее он впитал еще в детские годы (известно, что отец будущего писателя еще до первой русской революции опубликовал свои юдофобские размышления в антимасонской брошюре, изданной в Киеве).
Именно в связи с пристальным вниманием Булгакова к «еврейской теме» в его произведениях, особенно в последнем романе, находим множество сугубо еврейских элементов: это и талмудическое именование Христа - «другой» («га-ноцри»), и ряд других имен, взятых из еврейской традиции или истории (например, Азазелло – от имени Азазель: первоначально - языческого божества у древних евреев, которому в жертву приносили козла, позднее – олицетворения дьявола), и специфически еврейская точка зрения на евангельские события, выраженная в произведении поэта Ивана Бездомного, «объевреенного», по завуалированной мысли Булгакова, в воззрении на Христа и поэтому, мол, притягивающего к себе сатанинские силы, и многое другое.
Вскоре после публикации дневника Булгакова в Москве вышла большая статья М.Золотоносова 5 , окончательно разрушившая «оптимизированную» биографию писателя, которая, несмотря на это, до сих пор настойчиво внедряется в общественное сознание многими исследователями. Никто не стремится сегодня оспорить огромную значимость Булгакова как писателя, то почетное место, которое он занял в русской литературе, но, тем не менее, очевидно, что Булгаков-писатель и Булгаков-человек (точно так же, как и Державин, Достоевский, Розанов, Куприн и ряд других русских классиков) вызывают разные эмоции, часто диаметрально противоположные, и этого нельзя не учитывать при литературоведческом анализе творчества писателя. М.Золотоносов, обратив внимание на то, что в булгаковском дневнике заметны, помимо прочего, «рефлексы панславизма с антисемитскими оттенками, восходящие к «позднему славянофильству», выраженному в сочинениях С.Шарапова, крайне опасавшегося господства еврейства над славянами» 5 [c.102], далее сосредотачивается на анализе романа "Мастер и Маргарита", справедливо считая его своеобразным "путеводителем по субкультуре русского антисемитизма" [там же]. Целью же нашей работы является рассмотрение (конечно, под не совсем обычным для булгаковедения углом зрения), в первую очередь, картины бала у сатаны в романе, и при этом рассмотрении – высказывание собственных наблюдений в контексте поставленной проблемы, дополняющих сказанное как в статье названного ученого, так и в некоторых других публикациях, затрагивающих данную тему.
Еще один исследователь «Мастера и Маргариты», Б.Гаспаров, наблюдая над мотивной структурой романа, содержащееся в нем явное уподобление Москвы Ершалаиму интерпретировал двояко 4 [с.91-96], причем одна из интерпретаций следующая: легендарная «вина» евреев за то, что они, мол, «Бога распяли», в глазах русских антисемитов усугубилась обвинением евреев в том, что будто бы именно они совершили в стране революцию; в связи с этим Москва, по мысли Булгакова, оказалась «оскверненной» евреями, как некогда Иерусалим – арабами. В российской столице из-за этого власть Бога, согласно булгаковскому мнению, сменилась властью дьявола, который теперь здесь правит бал. В юдофобской литературе ХІХ – начала ХХ века евреи очень часто изображались в виде сатанинских сил зла. Авторы антиеврейских книг были убеждены, что эти силы управляют всем миром при помощи так называемого «тайного правительства», организованного дьяволом. Не трудно заметить, что Воланд со своей свитой обрисованы именно так, как в современной Булгакову Москве юдофобски настроенная публика представляла себе людей, которые, согласно антисемитской идеологии, причастны к «мировому еврейскому заговору». Кстати, в числе этих людей данная публика видела не только самих евреев, но и всех неевреев, обвинявшихся ею в членстве в масонских ложах (интересно, что тайными организаторами таких лож антисемиты представляли именно евреев, всех же остальных – лишь «пешками» в их руках). Как заметил М.Золотоносов, в системе персонажей «Мастера и Маргариты» воспроизведены иерархические отношения одной из разновидностей масонов: ордена иллюминаторов 5 [с.104]. Кроме того, идеи членов этого ордена – «просветленных» – имеют много общего с концепцией «света» в «Мастере и Маргарите». Заметим, что с иллюминаторами был тесно связан доктор Папюс, знаменитый французский масон, каббалист и астролог, автор многих книг (кстати, демонстрирующих очень хорошее знание иудаизма и еврейской каббалы 7 ), впечатление Булгакова от личности которого оказало, как предполагает М.Золотоносов, определенное влияние на создание образа Воланда.
Рассматривая картину бала у сатаны в романе Булгакова, нетрудно прийти к выводу о том, что в этой картине отражены детали традиционных представлений о шабаше ведьм и о святотатственной черной мессе. (Широко известно, между прочим, что слово «шабаш» происходит от еврейского «Шабат», то есть «Суббота», и именно распространенное восприятие иудаизма в средневековой Европе как религии будто бы «дьявольской», «антихристовой», послужило причиной возникновения в христианской среде в средние века взгляда на еврейский обряд встречи Субботы как на «сборище сил зла» 9 [с.63].) На таких шабашах ведьм, как считалось в европейских странах, все участники должны были целовать anus козла. Царицей же шабаша непременно должна быть красивая голая девушка, прилетевшая на черном баране (как видно, скажем, из переизданной в конце 1980-х годов в Москве средневековой книги «Молот ведьм» инквизиторов Шпенглера и Инститориса). Работая над созданием картины бала, Булгаков записал в черновике: «Черная месса… Маргарита и козел» 10 [с.106]. Писатель использовал в рассматриваемой части книги традиционное представление о шабаше, отвергнув лишь очень немногие его детали, другие же изменив (так, anus здесь заменен коленом Маргариты, а черный баран – летающим автомобилем).
Обратим внимание на то, что в точном соответствии с законами шабаша происходит, помимо прочего, такое действие, как превращение головы Берлиоза в чашу-череп, из которой пьют вино и кровь. В подготовительных материалах к первой редакции романа есть выписка из энциклопедической статьи "Шабаш ведьм": "Лошадиный череп, из которого пьют" (согласно законам шабаша, его участники должны пить напитки из коровьих копыт и лошадиных черепов). Но Булгаков заменяет череп лошади черепом Берлиоза.
По-видимому, это происходит потому, что булгаковский Берлиоз – однофамилец знаменитого французского композитора, автора "Торжественной мессы" (если учесть размышления Булгакова о "черной мессе", становится очевидным, что данную фамилию он выбрал с глубоким умыслом). К тому же, фамилия Берлиоз явно не русская, это фамилия "инородца" (а ведь именно против "засилья инородцев", в первую очередь евреев, всегда выступали русские шовинисты). Один из, безусловно, очень важных эпизодов в картине бала – поднесение Маргарите кубка, наполненного кровью барона Майгеля (изменника, убитого на глазах у царицы бала), - во многом является повторением сатанистского ритуала, описанного в одном из антисемитских романов Е.Шабельской 12 . Булгаков в данном эпизоде далеко не случайно пишет об убийстве именно барона Майгеля, желая, возможно, хотя бы таким образом, в художественной форме, показать свою ненависть к наиболее вероятному прототипу этого образа: ленинградскому литературоведу М.Майзелю (кстати, еврею). Он в начале 1930-х годов написал ряд критических статей о творчестве Булгакова, в которых называл писателя представителем "новобуржуазного направления" и обвинял его в непринятии революции и в "апологетическом отношении к дореволюционному прошлому" 6 [с.128-129]. Конечно же, Майзель вовсе не был бароном, но Булгаков нарочно называет персонажа романа "бароном Майгелем". В этом именовании звучит издевка, насмешка, поскольку здесь ощутим саркастический намек на знаменитую еврейскую баронскую фамилию Ротшильд, представителей которой юдофобы считали тесно связанной с масонскими ложами.
Большинство Ротшильдов строго придерживалось законов Торы, а младший отпрыск фамилии сделал много полезного для сионистского движения. Именование "барон Майгель" можно объяснить также тем, что в России в конце ХІХ – начале ХХ века существовала весьма распространенная баронская (нееврейская) фамилия Майдель, среди представителей которой были и прозектор при Киевском университете, и офицер, написавший известную в то время книгу о войне. Ни тот, ни другой, на наш взгляд, не годились для роли изменника, так что, видимо, автор романа просто хотел завуалировать то, что настоящим прототипом Майгеля является не представитель «класса эксплуататоров», то есть дворянин, к тому же барон, а известный в сталинский период ученый, тем более, принадлежащий к ущемляемой и унижаемой в царские времена нации. Кстати, М.Майзель в 1937 году был репрессирован, расстрелян, а при Хрущеве реабилитирован. С удовлетворением восприняв факт его расстрела, посчитав его «справедливым возмездием» (приходится это признать), Булгаков именно как акт справедливости изобразил в своем последнем романе убийство барона, которое с легкостью совершил Азазелло.
Вспомним, что долгое время во многих христианских странах часто происходил «кровавый навет» на евреев, основанный на представлении о том, что они будто бы убивают христианских детей, чтобы использовать их кровь в ритуальных целях 9 [с.48]. Позорным отголоском таких представлений было уже в начале ХХ века в России нашумевшее дело Бейлиса, происходившее в Киеве (то есть в том самом городе, где и в это время, и позже жил Булгаков). Писатель прекрасно знал обстоятельства этого дела, возмутившего всю прогрессивную общественность, как Российской империи, так и других стран. Тем не менее, впоследствии он использовал в своей картине бала у сатаны несколько мотивов, напрямую связанных с теми юдофобскими взглядами, согласно которым кровь евреи применяли, мол, в ночь начала Песаха (еврейской Пасхи), специально для приготовления мацы (к слову, употребление в пищу любой крови в иудаизме строго запрещено, так что названное утверждение изначально абсурдно). Один из таких мотивов: приказание выпить «кровь предателя» (барона Майгеля), которую Воланд подает Маргарите. Свита Воланда уверена, что благодаря употреблению крови Майгеля погибнут все «изменники великого дела». В романе Е.Шабельской о «сатанистах ХХ века», из которого Булгаковым был заимствован данный мотив, сказано, что, проделывая эти обряды, испытуемые «не задумывались об их символическом значении и не догадывались спросить себя, а нет ли в самом деле капли крови замученных христианских детей в этом «кубке смерти» 12 [с.30-31]. Еще один мотив связан с образом Фриды, которая занимает особое положение в сцене бала (кстати, Фрида – обычное еврейское имя, так что в ее происхождении нет никаких сомнений). Булгаковская Фрида убивает своего ребенка еще в младенчестве, причем при помощи носового платка (деталь весьма интересная, необходимая как символ терзающих Фриду мук совести).
Писателю в эпизоде с нею очень важен был именно невинный младенец как последняя мера добра и зла. Намек на то, что на совести евреев - будто бы души множества невинно убитых детей, в этом эпизоде для нас также очевиден.
И еще об одной характерной детали хотелось бы сказать в нашей статье. Обильно украсив бальные залы розами, Булгаков, несомненно, учитывал сложную и многогранную символику, связанную с этим цветком. У Булгакова розы одновременно могут рассматриваться и как символы любви Маргариты к Мастеру, и как предвестие их скорой смерти 8 [с.97]. Подчеркнем, что роза – цветок, чуждый русской традиции. Поэтому обилие роз подчеркивает иностранное (не еврейское ли?) происхождение разыгрываемой в Москве дьяволиады и ее героев. А если вспомнить широко распространенное использование роз для украшения католических богослужений, то розы придают балу еще и дополнительный элемент – пародии на церковную службу. Такая пародия в свете антисемитских представлений о «связи еврейства с сатанизмом» оказалась весьма уместной.
Таким образом, можно заключить, что по замыслу Булгакова картина бала у сатаны в «Мастере и Маргарите» должна была показать, в завуалированной форме, при помощи фантастики, что в большевистской Москве не просто царствуют силы зла, а будто бы осуществляется замысел «тайного еврейского правительства», воплощающего, в воображении писателя и всей антиеврейски настроенной публики, данные силы в этом мире, точно так же, как дьявол и его свита – в мире потустороннем. Думается, что замысел этот вполне удался в предсмертном булгаковском романе.
Список литературы
1. Булгаков М. Мастер и Маргарита. – М.: Мол.гвардия, 1989. – 302 с.
2. Булгаков М. Под пятой: Мой дневник. 1923-1925 // Театр. - №2. – 1990. – С.150-162.
3. Булгакова Е. Дневник Елены Булгаковой. – М.: Кн.палата, 1990. – 398 с.
4. Гаспаров Б. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» // Даугава. - №11. – 1988. – С.91-96.
5. Золотоносов М. «Сатана в нестерпимом блеске…»: О некоторых новых контекстах изучения «Мастера и Маргариты» // Лит. обозрение. - №5. – 1991. – С.100-107.
6. Майзель М. Краткий очерк современной русской литературы. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1931. – 315 с.
7. Папюс. Каббала или наука о Боге, Вселенной и Человеке.– СПб., 1910.-272 с.
8. Паршин Л. Великий бал у Сатаны: О романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита» // Наука и жизнь. – №10. - 1990. – С.93-99.
9. Ткачев Ю. Расширение национального образа мира в русской литературе XIV-XVII веков. Часть 1: Евреи в древней русской словесности. – Черновцы: Рута, 2001. – 132 с.
10. Чудакова М. Архив М.А.Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя // Записки отдела рукописей. – Вып.37. - М., 1976. – С.102-108.
11. Чудакова М. Жизнеописание М.Булгакова. – М.: Книга, 1988. – 492 с.
12. Шабельская Е. Сатанисты ХХ века. – Вып.1; ч.1-2. - СПб., 1912. – 235 с.
Всякая сложившаяся цивилизация приносит в этот мир нечто совершенно новое. Набор сущностей, ранее отсутствовавший в истории человечества. Следовательно, ей должна быть присуща хорошо узнаваемая эстетика. Иными словами, эстетика, способная в первые же секунды вызвать у образованного человека верные ассоциации. Вот древнегреческий храм и древнегреческая триера, вот римский легион, вот средневековый западноевропейский замок, вот дымные джунгли заводской Европы XIX века. Вот стрельцы и рынды Московского государства…
А теперь попробуем представить себе что-нибудь в высшей степени характерное для современной России. Попробовали?
Вот и у меня не получается.
У позднего Союза и Российской Федерации своей эстетики нет, а есть лишь невнятная каша с легким привкусом эстетики западной. Евроамериканской.
Если Россия еще когда-нибудь поднимется (а признаки грядущего возрождения уже есть), то программная этика новой цивилизации будет либо православной, либо никакой. А православная этика состыкована с высшими христианскими ценностями — верой в Святую Троицу и любовью; ее производные — милосердие, внутреннее благородство, нравственный пуризм, культурное хранительство.
Но вот, допустим, этот комплекс ценностей поднимется в зенит. Ему ведь понадобится своя эстетика, совершенно новая, способная выделить русскую культуру из хаотической невнятицы и задать ей определенный вектор развития. Для начала — хотя бы и чисто внешне, поверхностно. Размытость эстетики, нечеткость, эклектичность, чаще всего говорят о том, что суть явления, породившего подобный эстетический ряд, искажена или же просто изношена. Она могла исказиться под давлением времени и агрессивной социальной среды. Социум, лишенный узнаваемого "стиля", этнос-как-все, государство, пытающееся стать "штатом мира", — груды этнографического материала, просто сырье для чужого творчества: приходи и лепи.
"Универсализация" культурно-исторического типа означает прекращение его значимости, а потом и жизни. Общественные организмы, не способные поддерживать высокий градус инаковости по отношению к фоновому социокультурному режиму быстро возвращаются в состояние глины. Иными словами, мы живы, пока мы не такие, как все…
Новая эстетика необходима. Но создать ее на пустом месте невозможно. Бесполезно выдумывать искусственную конструкцию для "внедрения в массы". Необходим фундамент, нужна добротная основа, которая позволила бы новой эстетике быть воспринятой теми же широкими массами как нечто родное, только хорошо забытое.
Из чего же строить фундамент? Что в наличии?
На постсоветском пространстве несколько сил продвигают различные эстетические поля.
а) Красные с их революционно-романтическим советизмом, постепенно отходящим в прошлое. Эстетика красных флагов, суперкомбинатов и комиссарских "пыльных шлемов"… Иначе говоря, стиль трех R: Red Russian Retro. Полезными тут могут быть лишь некоторые элементы "сталинского ампира", тот же интерьер московских станций метро "Маяковская", "Комсомольская" или, например, "Парк культуры". А комиссарству давно пора на дно.
б) Либеральство. Эстетика светящихся реклам и красивых оберток на товарах. В концентрированном виде — аляповатые разводы из светящихся лампочек на фасаде какого-нибудь столичного казино.
в) "Неославяника": богатыри, волхвы, реклама банка "Империал". Видимо, так далека эта эстетика от наших современников, что ничем, кроме экзотики и объекта любительского коллекционирования она быть уже не способна.
г) Почвенники, "Святая Русь": купола, монастыри, хоругви, шапка Мономаха. Автору этих строк подобная эстетика близка, но сама по себе она слишком медленно и натужно овладевает умами. Значит, следует соединить ее с иным эстетическим полем.
Таким полем может стать эстетика "Викторианской России". Ее суть состоит в тяге к временам Российской империи, а именно к достаточно четко очерчиваемому периоду ее истории — второй половине XIX века. Эта тяга недостаточно осознана современным обществом, но сильна глубокой укорененностью в коллективном подсознании. В наибольшей степени показательно пристрастие нашего "среднего класса" к последнему спокойному и благополучному царствованию в русской истории — царствованию Александра III (1881–1894 гг.). Эпоха Александра II, настолько насыщена реформами, что у современного русского, вдосталь наевшегося шоковой реформотерапии, вызывает определенный скепсис. Царствование Николая II, закончившегося гибелью Русской цивилизации, оставляет впечатление неуюта, падения. А вот спокойное и надежное правление Александра III — в самый раз. Поэтому некоторые сторонники русского викторианства предпочитают говорить об "Александровской России".
Эта тяга проявляется во многом. Самым ярким примером можно считать, наверное, фильм "Сибирский цирюльник". В нем, кстати, режиссер появляется перед зрителями в роли государя императора Александра III. Консервативная пресса критиковала этот фильм за "сопливость" главного героя: "Персонаж, помогающий бежать террористу и плюющий на воинский долг ради потрепанной американской шлюхи, выведен как идеал русского офицера, а имперские власти, справедливо отправившие паршивца в Сибирь, к радости либеральной критики оказались самодурами и бесчеловечными сатрапами". Но прежде всего в "Сибирском цирюльнике" позитивно показана императорская Россия: красивая, богатая, исполненная военной мощи, верная Богу и государю. "Образец русского офицера" — хорошо образованный, смелый, нравственный человек; худо, что истерик, — но не ради "американской шлюхи", а ради дворянской чести он совершает преступление. В один ряд с "Сибирским цирюльником" можно поставить несколько сериалов по истории сыска Российской империи (например, "Империя под ударом"), тот же "Турецкий гамбит" и "Гибель империи".
Если о достоинствах "Сибирского цирюльника" и "Турецкого гамбита" можно спорить, то "Гибель империи" — очевидных успех. Падение Русской цивилизации показано как эпическая трагедия, средневековая "триумфальная смерть". Соответственно, то, что погибло, — весь старый уклад жизни, культура, язык, отношения между людьми, — обретает высокую ценность.
В течение 1990-х годов все больше и больше проявляется любовь русской образованной публики к картинкам из жизни петербургского двора. В результате рождается несколько незамысловатых, но стильных телесериалов, а также глубокий, философический фильм "Русский ковчег". Он, кстати, показывает, что наше общество постепенно осознает возможность более уважительно оценивать эпоху Николая I, чем прежде. Романтика бунта, с таким вкусом поданная в старой советской картине "Звезда пленительного счастья", постепенно блекнет. Ее Величество Империя на глазах вырастает из лоскутных штанишек, сшитых ей Гоголем, Некрасовым, разночинщиной. Русские видят себя на экране такими, какими хотели бы видеть: благородными, красивыми, сильными. И очень хорошо, что это завышенная версия, а не сниженная, в духе "заблудившегося Сусанина" и любимого нашей диссидентствующей интеллигенцией мифа о вечном общегосударственном запое. Игра на повышение, на героизацию в нынешних условиях — единственно правильная.
Еще один пример эстетики русского викторианства, просачивающейся даже по самым "низменным" каналам, — мощный комплекс рекламных материалов, тематически связанных с Российской империей позапрошлого века. В их числе выделяются два "сериала": во-первых, "смирновский", во-вторых, "пивной" (пиво "Сибирская корона"). В обоих случаях зрителям прямо предъявлен государь Александр III.
А телереклама — неплохой барометр общественных настроений.
Писатели-детективщики давно эксплуатируют сыскарей позапрошлого века. С недавних пор видны проявления "русского викторианства" и в нашей фантастике.
В качестве примера можно привести повесть "Из записок корнета Ливанова" Елены Хаецкой, повесть "Мыслеход" Ярослава Верова, повесть "Государева служба" Дмитрия Володихина, некоторые антуражные моменты в повести Александра Громова "Корабельный секретарь" и книгах Романа Злотникова, несколько гениальных догадок у Рыбакова в его "Гравилете…", кое-что в романах Андрея Уланова и Владимира Серебрякова. "Классический" мир "Викторианской России" в нашей фантастике апеллирует к будущему, в котором Россия уцелеет, выйдет на галактические просторы и сумеет построить благополучное общество. Она, возможно, окажется в ситуации жестокой конкуренции и даже военного противоборства, но способность к жизни, к развитию у нее сохранится.
Как правило, русско-викторианское общество, изображаемое в этих произведениях, опирается на технологии высокого уровня; в религиозном смысле оно христианское, очевидно, с преобладанием православия; по форме организации власти — патриархально-имперское (сильно общее чувство "вся страна — одна семья"); по нравственным идеалам тяготеющее к спокойному благородству, чувству долга, чистоте и эмоциональной сдержанности викторианской эпохи; эстетически, как уже говорилось, оно близко к середине — второй половине XIX столетия (ближе всего ко временам Александра III, представленным, скорее, по романтической литературе и кино, чем по историческим источникам).
Итак, на таком фундаменте стоило бы сформулировать жизнеспособную эстетику, которая соответствовала бы подъему новой цивилизации в России и могла быть воспринята широкими массами как "своя". Раз мотивы русского викторианства самостоятельно завоевали умы, значит, основа у них здоровая, живая. При определенной поддержке русское викторианство может расцвести.
Без романтизации обойтись невозможно, и это вполне оправданный подход. Ведь нет общей эстетики реализма, а эстетика грязи, натурализма хороша только при подготовке социальных столкновений, революционных взрывов. Таким образом, вся соль эстетики "Викторианской России" — образ русского государства, одновременно сильного и уютного. Уютного — это следует подчеркнуть.
Очень важно: современное кино, содержащее элементы русского викторианства, так или иначе подбрасывает зрителю героев с "мелкими недостатками", и он склонен им эти недостатки прощать. Легкомысленные или, напротив, интригующие министры. Тяжелые на подъем и, по большому счету, простоватые офицеры уголовного, а также политического сыска, экзальтированные барышни, офицеры, склонные ко всякого рода озорству… Значит, это прощение даруется за то, что какое-то главное основание, стержень всего пребывает в полном порядке.
В чем тут дело?
Уют обеспечивает одно важное ощущение: вся страна — одна большая семья. В семье люди ссорятся, бранятся, даже дерутся, но все они друг другу — свои! Это очень важно: чувство свойства со всеми от государя и вельмож до самой простой чади. Этот принцип и должен быть опорным, на нем держится многое другое.
Викторианская Россия торжественно-основательна. Чинное обращение на Вы и по имени отчеству. Неспешная походка, отсутствие суеты. Легкий, немного ритуализированный монархизм (именно легкий). Николаи III, появляющиеся одновременно у разных писателей, даже у вполне демократического Вл.Васильева. И ощущение здравого, осмысленного монархизма уже есть у Вяч. Рыбакова в "Гравилете", а также у Р.Злотникова.
По приметам повседневности "Викторианская Россия" чуть холодновата. Ее быт лишен застолий, скорее, аккуратен и чист, но не роскошен. В одежде происходит отход от культуры пиджаков и галстуков в сторону старой военной формы, орденов, знаков служебного отличия и, в меньшей степени, старых русских нарядов. Легкая милитаризация, но опять-таки именно легкая. А у женщин сдвиг должен быть направлен от футболок и джинсов к бальным платьям, да и вообще сложному наряду. Разумеется, это относится к домашней обстановке, к балу, к званому обеду, к общественному месту. В повседневной, служебной ситуации, скорее, уместна профильная, рабочая одежда, вплоть до комбинезонов, той же слегка милитаризированной формы, иными словами — воплощенная функциональность. Еда… что тут сказать? Водка вошла. И вместе с ней — красивая посуда. Хрусталь. Изящные чайные сервизы. Нет ощущения избытка пищи, зато очевидна спокойная обеспеченность всем необходимым.
Отношения между людьми пронизаны мотивами долга и чести, нравственной чистоты и сдержанности в проявлении чувств. Сколько Страна советов ни смотрела разоблачительные фильмы о белых, а все же проникалась почтительным отношением к "золотым погонам", офицерской доблести и благородству. Такой же долг виден и в отношении министров, и в отношении сыскарей: они могут ошибаться, но в целом сознательно действуют на благо страны, избегая притом этической грязи.
Эмоциональный человек имеет полное право выражать свои чувства, но только не там, где они неуместны. Эмоции — для семьи, для близких. В социальном и служебном плане их публичное выражение отторгается эстетическим рядом "Викторианской России". Собственно, сдержанность, корректность, спокойное состояние духа и притягивают к себе определение "викторианская". Речь идет не об эстетике реальной Империи конца XIX в., и не о какой-то особенности исторического развития нашей страны. Автор этих строк положительно относится к "русскому стилю" времен государя Александра III, однако признаки эстетического викторианства могут быть в нем обнаружены лишь частично.
Предпринимательство "Викторианской России" ассоциируется с меценатством, заботой о культуре, сознанием необходимости делать качественные вещи ("качество не моей мануфактуры!", "это не Смирнов!"). Собственно деньги, прибыль уходят на второй план. Деньги вообще не входят в данный эстетический ряд как значимый элемент.
А вот технологизм вполне приемлем. Русское викторианство не означает балагана, расписанного изображениями вееров, моноклей, гвардейских мундиров и лавочных вывесок. Оно не должно ассоциироваться с провинциальном театром, "милой стариной", прабабушкиным жакетом. Космический линкор может называться "Три святителя" или "Рафаил", но при этом он должен существовать. И, следовательно, эстетика "Викторианской России" может… нет, скорее, должна содержать намеки на промышленность, способную этот самый линкор произвести на свет.
Православная вера является стержнем русского викторианства. Без нее все теряет смысл. Нельзя искусственно выпячивать религиозные мотивы, дабы не вызвать реакции отторжения. Но несколько усилить их по сравнению с нынешним уровнем присутствия все-таки желательно. Видимо, полезно литературное обытовление христианства. Наша литература еще не привыкла к тому, что о вере можно говорить сколько угодно и когда угодно. Витает утрированное требование интимности, утонченности, зашифрованности, а вера-то, в общем, дело повседневное… Совершенно естественное и обычное. Мы молимся каждый день, что ж тут таинственного?
На этом поле эстетики Святой Руси и "Викторианской России" могут прийти к безболезненному объединению. Когда-нибудь к ним подстыкуется лучшее, что содержится в "красном ретро", поскольку достижения СССР — это тоже наше наследство, к чему от него отказываться?
Любое проявление революционности в рамках русского викторианства противоестественно и омерзительно. Персонаж, проявляющий склонность не то чтобы к террористическим актам, вооруженному мятежу или устройству подпольной типографии, а хотя бы к митинговщине или соответствующей фразеологии, моментально переходит в разряд "опасный чужак". Он резко меняет цвет. Зеленеет. Именно так: превращается в Зеленого Склизкого Чужака. Иными словами, православное имперство суть патриархальный, благодушный деспотизм; покуда в политике, культуре, социальной сфере идут дискуссии философического свойства, власть и общество проявляют терпимость; но когда кто-либо осмеливается хотя бы заикнуться о возможности переворота, силой отменяющего сложившийся строй ради каких-то грядущих благ, ему грозит расчеловечивание и отторжение. Революционеры — вроде марсиан из "Войны миров". Они не то, чтобы не русские, а, скорее, не совсем люди.
Отовсюду кажет себя русское нутро, капризное, выносливое, хлебосольное, да и само излучающее доброту по отношению к тому, кто покормит; крепкое интуицией и осязательным отношением к жизни; своевольное и даже беспутное в семье, но смирное перед властями; хозяйственное, любящее повсюду и везде огораживать прочными заборами то, что ему принадлежит, не лезть к чужим и насмерть стоять за свое; верное в службе и жуткое в бунте; набожное и хамоватое; к жизни и смерти склонное относиться с фатальным терпением — "на все Божья воля"; — необыкновенно трудолюбивое и чудесно неприхотливое: дай только корни пустить, потом уж не выкорчуешь, прижилось…
На протяжении без малого десятилетия страна то и дело "оплакивает жертвы". Эти замучены, те геройские погибли, тот исчах в оковах, а та не выдержала горя. Иначе, конечно, было невозможно: мы многих потеряли, подвергшись массовым кровопусканиям… Но теперь надо бы кончать обниматься с гробами. Новая цивилизация и новая эстетика не должны оставлять впечатления сплошной бессмысленной жертвы, страдания и потерь. Пора вспомнить о победах и победителях. Их, слава Богу, в нашей истории достаточно. Александр Зорич в несколько ироническом ключе ввел в свою дилогию о космическом будущем русских фразу "Горжусь Россией!" Теперь остался один шажок: избавиться от саркастической усмешки, когда произносится это словосочетание. В великолепном фильме Вл.Хотиненко "72 метра" экипаж подводной лодки проявляет необыкновенную крепость духа, столкнувшись с гибельными обстоятельствами. Офицеры вели себя как офицеры, мужчины вели себя как мужчины, люди вели себя как люди… только вот погибло множество флотских, да и лодка оказалась на дне в полузатопленном состоянии. Осталось сделать один шажок: наши подводные лодки должны всплывать! Вкус к победе должен быть возвращен.
Хватит скорби, пора подумать о силе!
С моей точки зрения, эта новая викторианская эстетика жизнеспособна в нынешних условиях и перспективна с точки зрения других, более глобальных проектов.
Доклад прочитан на V литературно-практической конференции Бастион 29 января 2005 года.
Мастер-класс и показ Александра Петлюры — короля русской авангардной моды, хранителя раритетных вещей и ретро-традиций. То есть всего того, что сейчас принято называть словом «vintage». Музыкальное сопровождение — Dj Осадчий.
Музыкальный салон:
Музыка 1920–30-х годов от Джоплина до Дунаевского в исполнении струнного квартета Специальной музыкальной школы им. Гнесиных.
В программе произведения Ю. Милютина, А. Цфасмана, Ю. Петербургского, И. Дунаевского и Скотта Джоплина, в частности «Танец» (из к\ф «Сердца Четырех»), «Неудачное свидание», «Стрелки» (из к\ф «Веселые ребята»), «Уходит вечер» и «Марш» (из к\ф «Веселые ребята»).
Neo Electro Intelligent с цитатами из популярных мелодий начала прошлого века в исполнении группы «THE: HET».
Московские музыканты Валерий Васюков и Guns Holman, в прошлом обитатели «булгаковского» сквота, совершили звуковую революцию в музыкальном пространстве столицы, участвуя в легендарных проектах 1990-х «Министерство психоделики» и «Alien Pat Holman».
Специальный гость: Олег Добрынин.
Воскресенье, 18 декабря
Начало в 20.00
«Клуб на Бресткой»: ст.м. «Маяковская», ул. 2-я Брестская, 6, вход с 1-ой Брестской
оказыавается в ней 83% счастья, 9% пренебрежения, 6% страха и 2 % злости
3. В “народе” ходят слухи, что у хорошего любовника обязательно будет большой нос. Многие дамы попадаются на эту удочку, и каково их разочарование, когда в постели обнаруживается, что предполагаемый секс-гигант на самом деле обычный рядовой троечник в “половом” вопросе.
Другое заблуждение таково: женщины часто путают социальный и сексуальный темперамент. К примеру, пылкому юноше-весельчаку, который легко становится центром внимания и способен развлекать ораву друзей ночи напролет, приписывается такая же пылкость и выносливость в постели. А зря! Конечно, балагур и шутник может быть сильным любовником, но это отнюдь не следствие его веселого нрава.
рассчет сексуальной активности:
На бедре нащупайте немного выступающий бугорок кости, где бедренная кость прикрепляется к тазовому суставу. Затем измеряйте ногу от этого бугорка до стопы. Потом выясните собственный рост и поделите “рост” на “длину ноги”. Полученная цифра говорит о вашей половой конституции и по-научному называется “трохантерным индексом”. У женщин с сильным половым темпераментом этот индекс равен от 2,01 до 2,05, со средним - от 1,97 до 2,00, и со слабым - от 1,88 до 1,96.
А теперь тем же самым способом измеряйте своего партнера. Здесь цифры немного отличаются. У мужчины с сильным темпераментом этот индекс равен от 1,99 до 2,00, со средним - от 1,92 до 1,98 и со слабым - от 1,85 до 1,91.
Как видно из этих нехитрых подсчетов, самые сексуальные и темпераментные люди, что мужчины, что женщины, относительно коротконоги.
Мужчины с сильной сексуальностью чаще всего брюнеты. Их тело покрыто густой “шерстью”, а от паховой области к животу тянется “дорожка” из волос; на груди, руках и ногах тоже обильная растительность. Бреется такой джентльмен как минимум два раза в сутки: утром и на ночь. Щетина на лице черная и жесткая.
в средней полосе России обладатели сильного типа сексуальности встречаются очень-очень редко. Они “обитают” в жарких климатических условиях: в Греции, Испании, Италии или же в южных районах России.
Представители слабой половой конституции заполонили экраны телевидения. Их видно сразу: шатены или блондины с густой шевелюрой, высокого роста, с длинными ногами и гладкой грудью, с небольшим рельефом мышц. Щетина на лице мягкая, редкая. При “ближайшем рассмотрении” волосы на лобке редкие, пушковые, а та самая “дорожка” отсутствует. Обратите внимание на то, как часто он бреется. Если редко, да и то полотенцем, значит, выдающихся подвигов в постели от него не ждите.
Созревают “бледные юноши” поздно: половое влечение пробуждается в 15-17 лет и даже позже. На сексуальные подвиги не способен, как бы партнерша ни старалась. Неудачи при половом акте случаются; нередки и сексуальные расстройства.